The Vampire Chronicles

Болезнь принца

- Оставьте меня. – Послышалось из-за двери. Через секунду оттуда вышла заплаканная принцесса.
- Он не хочет вас видеть! Оставьте его! – всхлипнула она. Как прекрасна была она в тот миг! Ее розовые губки тряслись от огорчения, лобик был озабоченно наморщен.
- Ваше высочество, позвольте мне проводить вас. – Сказал я.
Она мгновение непонимающе смотрела на меня, а потом оглядела остальных придворных и сказала:
- Вы… конечно.
Ее покои находились неподалеку. Она прекрасно держалась, пока мы шли. Уверен, никто не заметил ее отчаяния. Когда она зашла в свои апартаменты, я остался наедине со своими мыслями. Но ничего путного мне в голову не пришло, мой старый ум не смог тогда сделать правильный вывод, а свои заблуждения я здесь приводить не буду.
Вечером между слугами шел оживленный разговор. Я вошел, когда они обсуждали самый интересный, по их мнению, момент.
- Да нет же! У него сифилис, это уж как пить дать. Это по всему видно.
- По чему это видно? Его никто не видел три недели. Да и почему сразу сифилис? Мало ли болезней уродуют лицо.
- Его видела принцесса. Он впустил ее сегодня. – Вмешался я.
- А, папаша Жюль! Давно вас ждем, это уж как пить дать.
- Неужели впустил? Прямо сегодня?
- Да. Я сам видел. Она вышла вся в слезах. Бедняжка, похоже, она боится лишиться мужа. – Ответил я.
- Как будто она его так уж любила!
- Молчи, Мария! Дура ты. А что, папаша Жюль, сказала принцесса об этом что-нибудь?
- Нет. Я ее проводил до спальни, но ничего она не сказала. – Ответил я.
- Да не любит она его. Любила бы – давно бы уж прорвалась к нему.
- Мария, хватит. Твой муж правильно сказал. Коли не знаешь, что говоришь, так молчи! Легко ли прорваться, если двери заперты? – Я слегка сорвался, Мария действительно была не очень умна, а принцессу я знал с самого ее детства, и очень любил. Когда она ехала сюда из Франции, я сопровождал ее в числе свиты.
- А что, папаша Жюль, верите вы в сифилис? Ну, в то, что он у нашего принца?
- Верю ли я в сифилис? Нет! Где бы он его подхватил? Он ведь по подворотням не шатается. – Разуверил их я.
- Как жаль, что наш Шима нем! Он бы что-нибудь рассказал, это уж как пить дать.
Шима был арапом. Все эти три недели он прислуживал принцу.
- Как бы он рассказал? Он ведь и языков человеческих не знает. Нехристь.
- Да нет, знает он языки. Только все равно не рассказал бы. Преданный он слишком. – Сказал я.
С минуту стояло молчание.
- Нет, у Шимы настроение хорошее. Скалится с утра до вечера. Или нет ничего страшного, или он нашим несчастьям рад. А этого быть не может, это уж как пить дать.
После этого мы сменили тему, а потом и вовсе разошлись спать.

Через неделю должен был состояться городской праздник. Но в то время он был под угрозой срыва. Что и говорить - принц болен какой-то загадочной болезнью. У кого будет желание веселиться в такое время? Многие были расстроены тем, что праздник не будет так же весел, как обычно. Приготовления шли своим ходом. Люди гадали - будет ли принцесса присутствовать на торжествах? Что она предпочтет - остаться в трауре по живому мужу, или по традиции встретить праздник со своим народом?
Праздник волновал меня тогда меньше всего. Я уже не так молод, чтобы ждать первого повода повеселиться. Куда больше заботила меня судьба принца. Он все так же никого к себе не пускал, но принцесса проводила целые дни вместе с ним. Она была совсем еще юна, никто не ожидал от нее такого самопожертвования. Впрочем, находились и такие, кто считал, что это совсем не самопожертвование, а нечто куда более приземленное. Сама же принцесса хранила полное молчание. Но во всем ее облике появилось что-то новое. Что-то возвышенное и чистое, словно на нее снизошло величайшее спокойствие в мире.
За три дня до праздника, когда все ждали решения принцессы о ее присутствии на торжествах, она вышла к нам с написанной на лице решимостью. Все сразу поняли, какое решение она приняла. Но то, что она сказала, не было предугадано ни одним из нас.
- Господа, мне известно, как мой народ любит меня. Было бы предательством с моей стороны, если бы я не следовала за ним в минуты радости точно так же, как в минуты скорби.
Раздались вздохи облегчения, кто-то даже начал аплодировать. Но принцесса прекратила аплодисменты одним жестом. Какой прекрасной королевой она обещала стать!
- И мой супруг, его высочество принц тоже считает так. Он будет присутствовать на празднике.
Трудно описать реакцию придворных на это радостное заявление. Скажу лишь, что у меня от радости прихватило сердце. Но и это был не последний сюрприз.
- Однако до самого праздника никто не увидит принца. Все будет продолжаться так же, как последние три с половиной недели. К принцу можно входить лишь доктору, слуге и мне.

Последующие два дня весь город гудел. Появилось бессчетное количество слухов. Говорили, что принц усох, и его будут возить в коляске; что принц будет в маске, ибо его лицо обезображено чумой; что у принца ввалился нос; что у принца отсохла левая рука; что у принца бельмо на глазу; что принц лишился рассудка и т.п. Некоторые вовсе считали, что наследника престола превратили в жабу (крота, собаку, верблюда и т.д.). А кто-то полагал, что принц давно убит. Винили во всем принцессу. Она-де не уберегла, плохого ему желала или даже порчу наслала. Слухи эти проникали повсюду, принцесса же только улыбалась им.
Она хранила полное молчание. Королевский портной едва не покончил с собой, потому что понял, что принц не наденет новый костюм. Во-первых, потому что его не сшили, во-вторых, потому что не было даже заказа!

Наконец, тот день наступил. С раннего утра площадь у ратуши была битком набита людьми. Говорят, кто-то занял место еще с вечера. Несмотря на это, в десять часов люди все еще продолжали прибывать. В толчее погибло несколько человек, но мало кто придал этому значение.
В одиннадцать часов колокола провозгласили о начале торжеств.
Мое место было во втором этаже ратуши. Вид оттуда был отвратительный. Не было слышно почти ничего из того, что говорили выступающие. Видны они были только со спины. Зато здесь было вполне просторно, людей было немного, да и в продолжение дня это местоположение дало мне неоспоримое преимущество.
Вначале выступал губернатор, его речь была невыносимо долгой и скучной. Так показалось даже мне. Хотя к таким речам я привычен с детства. Возможно, сказалась и плохая слышимость. Но главной причиной было то, что мне, как и всем, не терпелось увидеть его высочество.
Когда вышли принц и принцесса, площадь восторженно загудела. Начало их речи потонуло в этом шуме. Я припал лбом к стеклу и стал вглядываться в фигуру принца. Насколько я мог видеть, держался он прекрасно. Наш принц был совсем молод. Ему было тогда 20 лет. Сейчас он стоял на площади, упершись правой рукой в бок. Его светлые кудри трепал ветер, лица же я видеть не мог. Но я живо вспомнил его в тот миг. Ясные живые голубые глаза смотрят весело и открыто. Все его лицо наводит на мысли о каком-то прекрасном цветке. Оно и грустно, и весело в одно и то же время. Редко в королевских семьях рождаются такие красивые дети.
«Почему же принц прятался?» – подумал я. Ничего из того, что он говорил, я не слышал из-за людского гомона. Но внезапно все стихло, и я явственно услышал, как он говорит:
- Народ мой! С этого дня у короля будет новый наследник, тот, что будет рожден моей женой. Я никогда не смогу править вами, ибо сегодня я покидаю вас.
Ум мой на мгновение помутился. Что за чудовищное заявление!..
Вдруг я заметил, что-то странное: плащ, в который был закутан принц, стал подниматься по бокам. Он раскрылся на всю ширину, и из-под него проглянуло что-то белое… Я не поверил своим глазам: это были крылья! Народ на площади замер. Люди не могли понять, что происходит. Два белоснежных крыла росли прямо из спины принца. Он медленно расправил их, слегка взмахнул ими, кивнул головой на прощание и оторвался от земли. Через секунду на помост, где стояла принцесса, упал его плащ. Потом на площадь опустилась остальная его одежда. Люди кинулись ее собирать.
А принц парил в вышине, прекрасный и свободный, как греческий бог.